«Слишком агрессивный»
Антоша родился, казалось, обычным ребенком. В год и девять месяцев пошел в садик, и там логопед вдруг сказала родителям: «Ребенок отстает в развитии».
— Мы с мужем восприняли это даже агрессивно, — вспоминает мама Оксана Тихомирова. — Но потом поняли: да, что-то не то. Наш сын не умеет сам есть, не разговаривает. Хотя память отличная.
Но куда обращаться, они не знали.
Антон занимается в коррекционной группе детсада, специалисты говорят — есть продвижение. Фото предоставлено Оксаной Тихомировой
Через год дефектолог, проведя тесты, сказала: «Ребенок развивается по возрасту, но есть задержка в речевом развитии». Платный невролог подтвердил: да, есть задержка.
Тем не менее Антон ходил в обычный садик, ждали очереди в логогруппу.
— Там он продержался два месяца, — рассказывает мама. — Воспитательница сказала: «Забирайте, справиться невозможно, слишком агрессивный». Он мог в гневе кинуть чашку, перевернуть столик.
Агрессия детей с РАС — от их сверхчувствительности. У Антона есть младшая сестра, они дружат, играют в мяч, могут и похохотать вместе. Но если малышка кричит, капризничает — брат сердится, может толкнуть ее: не нравится шум. И настроение мамы он чувствует невероятно тонко.
— Если я разнервничалась, — признается Оксана, — дочка спросит: «Мама, ты почему злая?». Я отвечу: «Мне то-то не нравится», — и все, ее это больше особо не трогает. Антон чувствует мое настроение намного тоньше. Даже если я сдерживаюсь, стараюсь не показать, он это ощущает, начинает плакать, просит: «Мама, обними!». Я успокоюсь — и он тоже.
Наконец Антошу направили в психоневрологический диспансер, на дневной стационар. Там и поставили диагноз: расстройство аутистического спектра.
Было это два года назад.
Ранняя диагностика — раннее лечение
— Основная проблема в том, что диагноз РАС ставят не сразу, а, как правило, после трех лет. И родители не успевают принять меры — обратиться к специалистам, пройти курс абилитации. Время упущено, и оно невосполнимо. Но бывает наоборот: ставят диагноз РАС, а потом выясняется, что заболевание другое. И терапия была нужна иная, — делится наблюдениями Екатерина Сафронова, руководитель череповецкой НКО «Я могу!», где десятки семей с особыми детьми.
Участвуя в межрегиональном журналистском проекте «Один день вместе» Фонда Андрея Первозванного и Центра «Наш солнечный мир», мы рассказывали о судьбе подростка («Речь» за 25 декабря 2024 года), у которого РАС определили поздно: не было тогда у врачей необходимых знаний. Сейчас новый этап проекта — «Ранняя диагностика аутизма»: определить, что у ребенка РАС, не так-то просто, но очень важно.
— Заболевание неслучайно называется «расстройство аутистического спектра» — проявления его очень разнообразны, к тому же формируется оно длительно, — поясняет заведующий детским отделением Вологодского областного психоневрологического диспансера Юрий Афанасьев. — Ни педиатр, ни невролог такой диагноз не ставят, это прерогатива именно детских психиатров. И важно определить его раньше, раньше начать лечение: есть довольно эффективные лекарства и методики абилитации. Поэтому мы консультируем врачей, психологов детских поликлиник; в их распоряжении есть специальный тест для родителей, с помощью которого можно заподозрить РАС. Но надо понимать, что тест не панацея: бывают ложноположительные результаты, бывает наоборот. К тому же необходим определенный опыт, чтобы грамотно оценить результаты теста. Когда врачи в детских поликлиниках только начинали им пользоваться, поток детей к нам в отделение возрос во много раз: направляли при малейших сомнениях, сейчас меньше. Истинный детский аутизм, к слову, встречается не так часто. При более легких формах, благоприятном течении болезни и лечении дети могут постепенно социализироваться, учиться в школе, хотя бы в коррекционной.
Добавлю, что многие мамы уповают только на занятия, отказываясь от лекарств. Это напрасно: помощь должна быть комплексной.
И лекарства, и занятия
Оксана Тихомирова уверена, что сыну помогают лекарства и занятия именно в комплексе:
— Улучшения заметны: Антон стал спокойнее, уже нет прежних взрывов. И он заговорил! Не так, как мы, но об этом нас предупреждали. Он начал называть все, что видит, все подряд, как прорвало. Память у него всегда была хорошая, в три года он знал алфавит, считал в пределах десяти. Но сын по-прежнему почти не общается с нами. Вернее, это очень своеобразное общение. У него словно программа в голове, он произносит фразы: «Привет, папа. Привет, бабушка. Мама, я хочу кушать. Мама, налей чай». А обратной связи нет — задавать вопросы бесполезно, он только повторяет сам вопрос, не отвечая.
После того как их «попросили» из детского сада, мальчик долгое время был дома.
— И в этом еще одна проблема: таких детей неохотно берут в сад, отправляют на домашнее обучение из школы — о какой социализации можно говорить? — сетует Екатерина Сафронова. — Но теперь родители все увереннее борются за право детей учиться, развиваться. И наша организация «Я могу!» им в этом помогает.
Сейчас Антон в коррекционной группе детского сада № 85. Родители видят его развитие, воспитатели и дефектолог говорят то же: есть продвижение. Оксана с воодушевлением перечисляет навыки и знания, которые теперь доступны Антону. «И ему очень нравится, когда получается, сам себя похвалит!» — добавляет она.
Как же не пропустить РАС?
Аутизм: сигналы опасности
Присутствие следующих признаков указывает на то, что ребенок в группе риска и его необходимо обследовать.
— Не улыбается, не проявляет радостных чувств в возрасте 6 месяцев и более;
— не повторяет за взрослыми звуки, не проявляет эмоции посредством мимики в возрасте от 9 месяцев;
— отсутствие реакции на обращение по имени в возрасте 10 месяцев;
— отсутствие детского лепета в возрасте 12 месяцев;
— отсутствие обычных жестов: указать пальцем, вытянуть руку, чтобы дотянуться или помахать на прощание, в возрасте 12 месяцев;
— не знает никаких слов в возрасте 16 месяцев;
— отсутствие осмысленных фраз из двух слов (без подражания или повторения) в возрасте 24 месяцев;
— любая потеря речи (или лепета) либо социальных навыков в любом возрасте.
Ирина Ромина