Почему Волку-дурню пришлось уписывать падлу

Мы продолжаем разговор о книгах, пользе чтения. Домашняя библиотека сегодня преобразилась до неузнаваемости. На полках гораздо меньше книг. А иногда это просто планшет с электронной книгой. Сегодня мы беседуем с библиотекарем Ириной Ивановой.

— Ирина, по какой книге вы научились читать? Это была азбука или книга из домашней библиотеки? Или по вывескам магазинов?

— Все очень обычно. Читать я научилась по букварю (0+), когда пошла в первый класс. Хорошо помню свою первую учительницу — Патрикеева Мария Михайловна. Помню, как она выглядела, как разговаривала с нами. Очень строгая была учительница, дисциплина в классе железная. Муха пролетит — слышно. Строга была особенно к мальчикам, спуску не давала. Но справедливая, она учила нас с первого по четвертый класс. А как пела! Какой красивый и сильный был у нее голос. До сих пор помню, как она стоит у доски и поет. Почему поет? Мария Михайловна была у нас одновременно и учителем музыки. Мне повезло с первой учительницей. Она заложила крепкий фундамент знаний. Сейчас ее уже нет с нами.

— Ирина, вы скрипели перьями или у вас уже были шариковые ручки?

— Времена перьев я не застала, но нас учили писать красиво, каллиграфическим почерком, тогда это было отличительным достоинством человека.

— А ваша дочь Татьяна пишет красиво?

— Да, Татьяне сейчас 15 лет. Когда она пошла в первый класс, ее первая учительница Надежда Валентиновна практиковала письмо перьями. Правда, ручки у детей были уже более современные: с автоматической подачей чернил из картриджей, перо складывалось отдельно в чехольчик. У Татьяны красивый почерк. Раньше приветствовалось написание текста каллиграфическим почерком. Образец тому — открытка от моей первой учительницы Марии Михайловны Патрикеевой с поздравлением, подписанная красивым почерком. Она хранится у нас дома.

— Букварь времен СССР вам был понятен?

— Безусловно, в нем было все просто, синий с белым — с картинками. Но большее впечатление на меня произвела азбука Бенуа. Одна из самых знаменитых книг для детей — «Азбука в картинках» (0+) русского художника, историка искусства Александра Николаевича Бенуа. Изысканная графика Бенуа — до сих пор непревзойденный образец книжной иллюстрации. Каждая страница его азбуки — удивительный, завораживающий сказочный мир. Была у нас такая книга в домашней библиотеке, и она меня завораживала. На букву «а» там был изображен араб. Представьте себе, как это сложно было бы объяснить современным детям. На букву «м» — мама, «и» — игрушки, «с» — сласти. В ней каждая буква — история, сказка, и говорить о ней с ребенком можно бесконечно.

— У нас со старшей сестрой дома был фильмоскоп, папа купил. Мне было четыре года, сестре шесть. Фильмоскоп — целое сокровище по тем меркам. Фильмы на пленке, их можно проецировать на стену. «Приключения Пифа» (0+) Сутеева и другие. Мы смотрели эти фильмы, и нам они казались волшебством. А что запомнилось вам?

— У нас с братом Максимом — он младше меня на пять лет — тоже был фильмоскоп. Какие мы смотрели фильмы, я уже не помню. Но наряду с книгами это было действительно увлекательно.

— Вы вместе читали?

— Да, представьте себе, брат прочел роман Льва Толстого «Война и мир» (12+) вместе со мной. Я тогда училась в 10-м классе. Дома всегда и все читали. Отец очень много читал, по ночам тоже. Сейчас его уже нет с нами. В основном историческую литературу, научно-популярную. Мама много читала. Брат любил книги про индейцев: «Последний из могикан» Фенимора Купера (12+), его же «Зверобой» (12+), «Следопыт» (12+). А еще мы любили приключения: романы Александра Дюма про мушкетеров (12+), его же «Графа Монте-Кристо» (12+), «Таинственный остров» (12+) Жюля Верна, «Остров сокровищ» (12+) Стивенсона, «Морской волк» (12+), «Белый клык» (12+) Джека Лондона, «Айвенго» (12+) Вальтера Скотта. Перечислять можно долго. Как без них, без таких книг, они же как друзья-товарищи, учили чести, достоинству, мужеству, дружбе.

— А у вас была традиция семейного чтения?

— Да, была. Хорошо помню, как мы с мамой читали книги вслух — перед сном, по очереди. Читали «Приключения Незнайки и его друзей» (0+) Николая Носова, «Пеппи Длинныйчулок» (6+) Астрид Линдгрен, «Маленького принца» (6+) Экзюпери.

— А были книги, которые вы бы точно не перечитывали?

— Да, «Муму» (12+) Ивана Тургенева. На мой взгляд, это очень тяжелая книга, не стоило бы ее включать в школьную программу. Слишком нежный возраст с не окрепшей еще психикой.

— Детские книги советского времени прививают детям идеи добра, справедливости, порядочности. Я их очень люблю. До сих пор помню сказку «Воробьишко» (0+) Максима Горького. Про маленького воробья Пудика, он сидит в гнезде, родители кормят своего птенчика червячками, а Пудик задает им десятки вопросов в минуту. Папа приносит Пудику букашек и хвастается: «Чив ли я?» А мама храбро бросается защищать Пудика, выпавшего из гнезда, от кошки. Все просто, но поймут ли эти книги современные дети?

— Ну почему нет? Поймут. Классика — она же на века. Современные книги для современных детей, конечно, другие. Если в старых книгах иллюстрации неброские и немногочисленные — на 30 страниц одна картинка, то в новых все ярко. Картинок много, и сама книга может быть оформлена сложно, с окошечками. Открываешь страницы — и перед тобой лес густой с теремочком. Современные книги технологичны.

— Ирина, а какая книга в юном возрасте произвела на вас сильное впечатление — стала открытием, увела в другие миры, побудила творческое начало?

— Книга про блокадный Ленинград. Роман Юрия Иванова «Долгие дни блокады» (12+). Читала я ее не в детстве, а уже в подростковом возрасте. Но она мне всю душу перевернула. Я перечитывала эту книгу несколько раз. Мирная жизнь, школа, прогулки по Ленинграду… И вдруг война. Жизнь героев резко меняется. Звуки разорвавшейся бомбы, голод, холод, не хватает ни еды, ни воды, ни тепла. Ребенок в таких условиях быстро становится взрослым, все, у него нет детства. Есть очень пронзительные моменты. Мальчик Володя просыпается, прикасается к холодному лбу матери и понимает: мама умерла. Тронуло, как дети в этом аду голода и холода спасают животных в зоопарке. Дневник Тани Савичевой, 11-летней школьницы, произвел на меня глубочайшее впечатление. Одно из страшных свидетельств ужасов войны. Эти записи девочка вела во время блокады Ленинграда в 1941 году, когда голод каждый месяц уносил из жизни ее близких. Всего девять страниц — летопись смерти. Дневник Тани Савичевой был предъявлен на Нюрнбергском процессе в качестве доказательства преступлений фашизма. Девочка пережила блокаду, но так и не узнала о долгожданной Победе 9 мая 1945 года.

— Современные дети, вероятно, сразу и не поймут, о чем идет речь, о какой блокаде.

— Не все. Но информация явно в дефиците. А дети должны знать, что такое блокада Ленинграда в годы Великой Отечественной. Что город окружили враги, которые напали на нашу Родину. Они были на подступах к городу, взяли его в кольцо. Их цель была — уничтожить всех до единого ленинградца, стереть город с лица земли. Блокада длилась с 8 сентября 1941 года по 27 января 1944 года (блокадное кольцо было прорвано 18 января 1943 года) — продолжалась 900 дней и ночей.

— Сейчас среди молодежи в моде фантастика, фэнтези, мистика. Не уведут ли эти книги подрастающее поколение в виртуальную реальность, откуда трудно вернуться? Не навредят ли?

— Не уведут, не навредят. Я сама не очень жалую фэнтези, фантастику, но это же развивает мозг человека, побуждает его к творчеству, к открытиям.

— Кто вам ближе из русских классиков, Толстой или Достоевский?

— Толстой, хотя Достоевского я перечитала немало, в том числе и по школьной программе. Я много раз перечитывала «Войну и мир» (12+) — просто так, чтобы еще раз окунуться в события начала XIX века. Это роман-эпопея. Описывает жизнь всех сословий русского общества, передает дух времени, учит истинному патриотизму. Книга абсолютно актуальна и для нынешнего молодого поколения. Легко могу вернуться к «Анне Карениной» (16+) или к рассказам Толстого.

— Как вы относитесь к аудиокнигам? Каким книгам отдаете предпочтение — бумажным или электронным?

— К аудиокнигам хорошо отношусь, если их озвучивают профессиональные чтецы. Это как радиоспектакль, который завораживает и голосом, и пересказываемым действием. К электронным книгам отношусь нормально, как к прогрессивной технике чтения. А люблю бумажные. Мне нужно шуршать страницами, возвращаться к прочитанному, делать закладки.

— Ирина, у вас есть домашняя библиотека? Если да, то что в ней?

— Есть, конечно. Она уже не такая большая, как прежде. Дочь выросла. Я читаю меньше. Не все под рукой на полках, что-то осталось и в коробках. А есть любимые книги, в том числе и классика.

— Правда ли, что одни книги уходят из нашей жизни, их уже не спрашивают читатели, на смену им приходят другие. Ну кто сейчас читает «Илиаду» (16+) и «Одиссею» (16+) Гомера?

— Вы не поверите, но читают. Берут и «Илиаду», и «Одиссею». Понятно, что сейчас мы не читаем, условно, книги, написанные на бересте, но к классике прошлого и позапрошлого веков обращаемся часто. И она читается с большим интересом. Да, может быть, детям бывает не все понятно.

— А приведите примеры.

— Пожалуйста. Баба-яга в сказках прилетает в ступе. Что такое ступа? Металлический или тяжелый деревянный сосуд, в котором толкут что-нибудь пестом — тяжелым стержнем с округлым концом. Или в народной сказке «Мизгирь» (0+) сообщается, что «в теплые лета сделалась такая соморота, в мире тягота: стали появляться комары да мошки, людей кусать, горячую кровь пропускать». Соморота — суматоха, кутерьма. В сказках часто употребляются такие слова, как «горница» — неотапливаемая комната в верхней части крестьянского дома; «горний» — верхний. Или слово «кушак» — деталь мужской одежды, широкий пояс, сшитый из ткани, обматывается вокруг талии.

Колобок по сусеку метен. Сусек — емкость для хранения муки. Выражение «уписывать падлу» характеризует пропитание волка. Используется, например, в русской народной сказке «Волк-дурень» (0+). Там герой за неимением другой еды вынужден уписывать падлу, другими словами — есть падаль.

— Ирина, вы библиотекарь библиотеки № 13 на проспекте Победы, 73. Это уже дело вашей жизни. Скажите, вы мечтали стать библиотекарем или это вышло случайно?

— Мама так хотела. Она мне сказала: поступай в библиотечный институт. Я так и сделала.

— А вы для дочери тоже выбрали профессию?

— Нет, что вы. Татьяна сама решает, кем ей стать. Сначала мечтала стать востоковедом и к этому усиленно готовилась. Теперь вот — программистом. Цель и задачи поставлены. Наши дети — они другие. Более самостоятельные и целеустремленные.

Татьяна Ковачева