Средневековый монах молился, считал и пахал
Пятьсот лет назад, как и сегодня, красная рыба и икра стоили на Руси дорого, а капуста и яблоки были дешевы. Об этом и многом другом петербургский историк с череповецкими корнями Никита Башнин узнал из архивов средневековых русских монастырей.
Сначала пришлось поработать ногами. Первая попытка добраться до затерянных в сокольских лесах земель Дионисиево-Глушицкого монастыря, предпринятая Никитой Башниным еще в студенчестве на велосипеде, закончилась неудачей. Увяз в осеннем бездорожье и повернул обратно. Зато изучая историю монастыря, нашел тропинку и не буксовал — по известным и найденным документам реконструировал жизнь русского средневекового монаха и особенности хозяйствования в провинциальном монастыре. За изучение и публикацию документов Дионисиево-Глушицкого монастыря Никита Башнин получил несколько наград. В том числе президентскую премию в области науки и инноваций для молодых ученых за 2017 год, которую получил из рук Владимира Путина.
Мы с Никитой беседуем в петербургской кондитерской, расположенной неподалеку от научно-исторического архива, в котором он работает. Пожилая женщина и молодая пара, сидящие за соседними столиками, давно допили кофе, но не уходят — интересно же послушать.
Новое слово о древнем
— Награду из рук президента вы получили за инновации. В чем состоит ваше научное открытие?
— Меня наградили не только за монографии и статьи, но и за археографические проекты. Археография — это наука, которая занимается поиском, исследованием и публикацией документов. Полевой археографии, когда происходит поиск документов, сегодня практически нет, хотя экспедиции проводятся и интересные находки случаются. Сегодня археография — это в основном подготовка документов к публикации.
Теперь об открытиях. Сделать их в гуманитарных науках довольно сложно. Но иногда это происходит. Открытия, которые зафиксированы в моих работах, сделаны не только мной, а целым направлением историков, которое сформировалось еще с 1980-х годов. В эти годы интерес медиевистов (специалисты по Средним векам — авт.) сместился от крупных монастырей в сторону средних и малых монастырей, которых было большинство на Руси. Они были теснее связаны с крестьянским миром, их изучение дает более типичное представление, как жили на Руси в Средние века, какими были жизнь крестьянина и монаха и их взаимодействие друг с другом.
Другой важной частью моей работы стала реконструкция архива Дионисиево-Глушицкого монастыря c XV в. по начало XVIII в. Результаты исторических исследований неправильно измерять цифрами, но когда я начинал заниматься монастырем, было известно 12 — 15 документов из монастырского архива. А сейчас их более 500. В разные века документы были рассредоточены по архивохранилищам, и пришлось проделать немалую работу, чтобы собрать их под одной обложкой. Бывало так, что начало документа хранится в Вологде, середина — в Москве, а окончание — в Санкт-Петербурге.
— Каким ветром вас занесло в Дионисиево-Глушицкий монастырь?
— Занесло еще в студенческие годы. Занялся монастырями, потому что монастырские архивы русского Средневековья в большинстве своем сохранились гораздо лучше и полнее, чем архивы частных лиц — феодалов, землевладельцев. Причин тому множество, одна из основных — в монастырях уже тогда было поставлено архивное дело, существовал четкий учет документов. Дионисиево-Глушицкий (Сосновецкий) монастырь — типичный монастырь, но в его истории есть и ряд уникальных черт. Он располагался в Сокольском районе Вологодской области, а сам я с Вологодчины. Родился в Череповце, окончил исторический факультет Вологодского педагогического университета. Петербуржцем я стал после окончания вуза — уехал учиться в аспирантуре, а сейчас работаю в научно-историческом архиве Санкт-Петербургского института истории РАН. Продолжаю работать над этой темой, но вышел на более широкое поле — европейский Север России в Средние века.
— В местах, где располагался монастырь, бывали?
— Да, конечно, и не раз. Кстати говоря, впервые пытался добраться туда на велосипеде из Вологды. Доехал до Сокола, потом вверх по берегу реки Глушицы. Но была осень, дорога грязная, и я повернул обратно. Это к вопросу о тезисе известного советского историка о том, что монастыри всегда основывались в очень удобных местах. Глушицкий монастырь в прямом смысле находился в глуши. Там и сейчас, если ехать на электричке, нужно еще пешком преодолеть лес и болото.
— На пару вопросов отойдем в сторону. А нашим Воскресенским собором или другими храмами Череповца не занимались?
— Совсем немного. Некоторые документы мне попадались, но специально не занимался.
— Поселение на месте нынешнего Череповца в XV — XVII веках было непроходимой глушью?
— Можно и так сказать. Вместе с тем это был важный географический пункт при слиянии Шексны и Ягорбы. Летом по Шексне активно ходили суда, а зимой по руслам рек передвигались, как по дороге. Мимо Воскресенского собора пролегал путь в Белозерск и Кирилло-Белозерский монастырь.
Келарь со шпагой
— Монастыри — наиболее консервативные из учреждений. Неужели жизнь монаха XV века и, скажем, XIX века различались?
— Средневековое общество было очень религиозным. Оно не представляло жизни… точнее, не могло себе позволить жить без потусторонних сил. Вы правы, повседневная жизнь монаха всегда была последовательной и сосредоточенной на служении Богу. В этом сама суть монашества. Но в жизни монастыря были случаи, казусы, когда возникали конфликты со светскими вотчинниками, судебные тяжбы. И это также отражается в монастырском архиве и рассказывает нам многое о жизни разных слоев средневекового общества. О многом можно узнать в документах, касающихся хозяйствования в монастырях.
— В художественной литературе монахи и священники либо подвижники, либо мироеды. Какие чаще встречаются в монастырских документах?
— И те и другие. Конечно, были среди священников и монахов те, кто злоупотреблял своим положением и был подвержен порокам. Существовала система наказаний. Мне встречался документ, в котором говорилось о провинившемся священнике, которому по распоряжению архиепископа Симона было предписано совершить 300 поклонов. Или упоминается келарь, который чинил в Глушицком монастыре произвол — пьянство и драки, и против которого объединились монашеская братия и крестьяне. Он был пойман и заключен, были допрос и судебное дело. В своей монографии я называю его келарем со шпагой, потому что, по многочисленным свидетельствам, он повсюду ходил со шпагой. Вероятно, был отставным военным.
— Кто и по каким причинам постригался в монахи? Набросайте биографию типичного средневекового монаха.
— Попробую. На 80 — 90 % средневековый монах крестьянского происхождения. Скорее всего, это человек преклонного возраста или близящийся к нему. Он вел крестьянскую жизнь, у него были жена и дети. Но жена умерла, дети выросли, и он решает послужить Богу на старости лет. Принимает постриг и переселяется в монастырь. При этом он сохраняет связь с семьей в тех рамках, которые позволяет монастырский устав. Для того чтобы стать частью монашеской братии, он делает материальный вклад. Это не было покупкой места, а являлось милостыней. Четко прописанного размера этого вклада не было. Мне встречалось в документах, когда жертвовали выделанную коровью кожу или дровни. Нередко в монахи уходили после семейной трагедии — смерти детей или преждевременной смерти жены/мужа. Мне встречалось упоминание о женщине, которая потеряла друг за другом трех мужей.
Пироги с вязигой и вологодские рыжики
— К слову о хозяйствовании. В монастырских бумагах наверняка указывались цены на продукты питания, ткани, лес и так далее. Скажем, веках в XV — XVI какие продукты были предельно дешевы, а какие дороги?
— Среди дорогих продуктов питания назову красную рыбу и икру. Соль была недешевой, и требовалось ее много — она была основным консервантом.
А дешевое… Капуста, яблоки и другие овощи и фрукты с огорода. Их продавали не штуками, а возами. Так они в документах и фигурируют.
— Встречались ли вам в монастырских архивах те продукты, которые мы сегодня не употребляем в пищу?
— Например, вязига. Это что-то вроде сухожилия у осетровых рыб. Ее варили и делали пироги с вязигой. Сейчас такое кушанье почти не встретишь, но еще в начале XX века оно было весьма распространено. Известно, например, что Федор Шаляпин любил пироги с вязигой. Еще довольно часто мне встречалось упоминание о вологодских рыжиках, которые были широко известны и любимы. Более того, являлись своеобразным брендом. Вологодский архиепископ, отправляясь по церковным делам в другие регионы, обязательно брал с собой кадушки и бочонки с рыжиками. Политическая элита XVII века, от царя до дьяков и подьячих в приказах, получала в подношение вологодские рыжики. Для поддержания добрых отношений. Сохранилась грамота, в которой Петр I благодарит вологодского архиепископа Гавриила за рыжики, которые были очень вкусны.
— Монастырские казначеи и настоятели были хорошими менеджерами? В Средние века экономика воспринималась как наука, которой должны заниматься специалисты?
— Возражаю против «менеджера», это понятие в данном случае антиисторично. И дело не в слове, а в самом понятии, которого в монастырях не могло существовать. Менеджмент — это бизнес. Знаете, как говорят: ничего личного, просто бизнес. В монастыре подобного невозможно и представить, даже в отношении хозяйственной деятельности. Религиозная составляющая пронизывала все сферы жизни монастыря. Да, монастыри торговали, производили, покупали, вкладывали деньги, но не были бизнес-структурой. Это был сложный организм, состоящий из многих служб. И для работы в той или иной службе подбирался человек, который наиболее к ней подходил. То есть обладал талантами и умениями. За хозяйственной жизнью следил келарь, за движение денежных средств отвечал казначей. Житник занимался монастырскими житницами, учетом зерна, толокна, круп. Все эти обязанности не освобождали этих людей от церковной службы. Вы спросили, видели ли в экономике науку? В середине XVI века в русских монастырях появились приходо-расходные книги, то есть двойной учет, и это принципиальный момент. Это произошло позднее, чем в западной Европе, но появилось и широко распространилось по сотням обителей, а потом и в светских хозяйствах.
Мечом по пальцам
— С чего началось ваше увлечение историей?
— Со школы. В пятом классе у нас появился предмет история, который преподавала Вера Николаевна Никанорова. Она и привила интерес к истории. Чем? Рассказывала увлекательно, давала возможность высказаться, порассуждать — дискуссии на уроках были жаркими. Хорошо помню ее уроки по русскому Средневековью, которым я и увлекся. Князья, победы на Куликовом поле, сражения — красиво, романтично. Потом начались олимпиады, интеллектуальные игры на исторические темы, и меня затянуло окончательно. В старших классах познакомился с военными историками — людьми, которые реконструируют сражения разных эпох.
— Выходит, вы пошли по пути предшественников. Как мы помним, в летописцы приходили в том числе из воинов. Довелось сразиться на мечах?
— Сразиться — слишком громко сказано, а удары на мечах отрабатывали. Причем брали настоящие тяжелые мечи. Обошлось без травм, но по пальцам не раз попадало.
— В летописях и былинах воины по трое суток бьются. Намахавшись мечом, вы не начинали сомневаться в справедливости этих сведений?
— Обмундирование средневекового воина было основательным, это историки и археологи подтверждают. Например, кольчуга весила 15 — 20 килограммов, но этот вес распределялся по телу равномерно, а потому было не так тяжело. Конечно, важна была привычка к воинской жизни и к боям. А что касается правдивости летописцев… Упоминания про усталость воинов встречаются довольно часто.
Еще в те школьные годы я пытался сплести кольчугу. Так, как плели ее в Средние века. С единственной разницей — в прежние эпохи каждое кольцо, из которого составлялась кольчуга, склепывалось, чтобы сложнее было ее разорвать. Я этого не делал. И, вероятно, моя кольчуга не уберегла бы от стрел, но от рубящих ударов спасла бы. Получалось неплохо, потому что это нетрудно. Хотя силу нужно было применить. Брали закаленную проволоку (я же из Череповца, а потому проблем с металлом не было), наматывали ее в пружину, раскусывали на колечки и соединяли плоскогубцами. До конца я свою кольчугу не доплел, не хватило терпения — когда понял принцип, исчезла мотивация.
— Фильмов про русское Средневековье и богатырей сейчас снимается множество. Конечно, учить историю по художественному кино невозможно. Но какую-то образовательную пользу в таких фильмах вы видите?
— Это от конкретной картины зависит. Из того, что я смотрел, самым удачным фильмом о русском Средневековье назову «Андрея Рублева» Тарковского. Режиссер сделал попытку рассмотреть внутренний мир русского живописца того времени и вписал это в широкий исторический контекст. И что немаловажно, Андрей Тарковский пригласил консультантами профессиональных историков, знатоков эпохи. Некоторым «Андрей Рублев» кажется излишне жестоким и натуралистичным фильмом, но таковой была эпоха, и ее невозможно измерять сегодняшней системой ценностей. Люди были другими, более терпимыми к боли и лишениям. К тяжелому труду, войнам, мору и голоду привыкали с детства. Да, в чем-то люди тогда были грубее, но по литературным памятникам мы знаем, что возвышенные чувства тоже имели место.
— Вы что-то переняли от героев своих исследований?
— Думаю, да. Усидчивость, терпение и какое-то смирение, наверное. Ученые в сущности те же монахи, иноки. Наука требует погружения в предмет исследования и в какой-то степени самопожертвования, отказа от многого, что доступно другим.
— Костюм для встречи с президентом на церемонии награждения специально покупали?
— Нет, остался со свадьбы (улыбается).
— Как тратите призовые?
— Хочу улучшить жилищные условия для семьи. Куплю хороший ноутбук, который нужен для работы. Наверное, часть потрачу на командировки, связанные с моими научными интересами. Новый автомобиль? Нет, у меня и старый неплохой. Самоограничения тоже нужны.
Сергей Виноградов