Коммуналки, дефицит и хорошая музыка...
В пору ее юности, в 70-е годы, город был отчасти деревянным. Не было спортивных дворцов, а фигуристы тренировались на льду только зимой. Модницы одевались на барахолке, но музыканты играли как боги. Это было счастливое время...
Столовая с колоннами
— Эту большую белую с колоннами столовую № 2 почему-то в народе окрестили КВН, — вспоминает Ирина. — Она было огромная, как Дворец съездов, и казалась набитой пирожными... Находилась столовая во дворах между домами № 88 и 90/52 на улице Ленина, где сейчас элитный дом. В столовую меня брала наша добрая соседка по квартире тетя Маша, которая работала там кондитером. Позже мы переехали на улицу Ленина, в дом напротив магазина «Голубой экран». Все мое детство — это дорога в школу № 20, путь в музыкальную школу на площади Металлургов и на стадион, где я занималась фигурным катанием. Когда я выходила из дома с большой папкой для нот, ребята, которые гоняли мяч во дворе, кричали вслед: «О! Моцарт пошел!» Стадион в общих чертах выглядел почти так же, как сейчас, но бассейна, «Алмаза» и дворца «Юбилейный» тогда еще не было. Лед у фигуристов был только зимой, а летом — хореография. Хореографию нам преподавала удивительный педагог Надежда Николаевна Фастовская, как я сейчас понимаю, это человек-легенда. Ходили слухи, что она балерина... Прямая спина, красивый шаг, внешне интересная, очень строгая и интеллигентная дама. Когда она шла по улице, нельзя было не обратить внимание. Она внушала нам настолько нужные жизненные истины, что надо было впитывать их, как губка.
Опасное было время...
Коньки мне нравились еще и потому, что у девочек-фигуристок были красивые платья для занятий. Мама сшила мне вельветовое стеганое платье с вышитым на груди цветком. Оно стало мечтой всех девочек-фигуристок. И другие мамы уговорили мою сшить их дочкам такие же. Конечно же, мама не отказала и сделала это бесплатно, раньше ведь не принято было брать деньги. Она и подружкам своим часто шила что-то за спасибо... Но однажды, когда я была дома одна, пришла незнакомая женщина. Я впустила ее в квартиру, и женщина начала расспрашивать: «Твоя мама берет деньги за то, что шьет?» Я сказала: «Нет, мама шьет бесплатно». Вроде бы обошлось.
Вообще, время застоя не было таким уж безоблачным, и то, что спецслужбы зорко следили даже за обычными гражданами, я поняла рано. Нельзя было рассказывать анекдоты про Брежнева, взрослые предупреждали об этом детей. Опасно было и в церковь ходить. Но одна маленькая иконка у нас в доме имелась. Она была спрятана в швейной машинке «Подольск». Родители сумели и как-то тайно окрестить меня в церкви, хотя это могло стоить комсомольского или партийного билета.
Любимые места
Одна программа телевидения, раз в неделю детский фильм-сказка — больше ничего. А синенький билетик в кино за десять копеек обещал два часа счастья на большом экране, причем цветного, а не черно-белого, как по телевизору. Любимые кинотеатры — «Горн» и «Комсомолец». Но «Комсомолец» особенно. До начала сеанса можно было сидеть в фойе и рассматривать потолок! Такого потолка я больше нигде не видела. Знаменитое райское небо, кажется, было с сюжетами из соцреализма.
Имелись у меня и другие любимые места. Соборная горка, с которой я однажды скатилась кубарем, видимо, желая набрать скорость на спуске. И пристань. На пристань я ходила с баночкой и сачком ловить мальков. Любила я район Советского проспекта и Красноармейской площади, который долго оставался деревянным. Двоюродная бабушка Зоя жила там в большом частном доме, на том самом месте, где потом построили ресторан «Океан», в котором я большую часть своей творческой жизни и провела. Адрес я специально уточнила у папы — улица Володарского, дом № 4. Помню этот дом и сад, где росли крыжовник и смородина. Напротив были также деревянные дома, а дальше, неподалеку, тюрьма. А вниз от Красноармейской площади до Ягорбского моста по правой части проспекта Победы где-то до 80-х годов тоже стояли покосившиеся деревянные домики.
Музыка и мода
Пластинки Эллы Фицджеральд, Дюка Эллингтона свободно лежали на прилавках магазина «Голубой экран», любителей джаза было не так много. И еще продавалась куча маленьких пластинок, где по-русски было написано «Вокально-инструментальный ансамбль «Битлз», «Роллинг стоунз». К началу 80-х я уже выбрала для себя дорогу. Меня увлекла музыка. В старом ГДК (в этом здании сейчас Филармоническое собрание) на танцах играл «Рок-сентябрь». Помню, как Слава Кобрин репетировал новую песню на гитаре, а я, замерев, слушала его. Сегодняшние легенды еще не были легендами. Но Кобрин с его непохожей ни на чью музыкой и в джинсовом комбинезоне был как человек из другого мира. Но комбинезон — это уже к вопросу о моде... У меня тоже был джинсовый сарафан, и я его буквально не снимая носила. По тогдашним меркам это было очень круто. Для тех, кто в Череповце хотел одеваться модно, существовали три источника. Первый — магазины с финским снабжением в далеких деревушках, кажется, их называли «лесоторговские». Второй — фарцовщики. И третий источник — знаменитая череповецкая барахолка. По воскресеньям автобус № 2 буквально разбухал от пассажиров, спешащих в Панькино. Чего здесь только не было! Моряки предлагали джинсу и жвачку, яркие полиэтиленовые пакеты, которые тогда носили вместо модных сумок. Стояли цыгане с тенями из толченого мела, спрессованного и засыпанного в формы игральных шашек. Джинсы стоили 220 рублей, это две мои зарплаты. Примеряли их прямо у барахолки в кустах. Тени из мела — четыре рубля (!), но я на такие даже не смотрела. Здесь же можно было купить настоящие французские духи, шубу или сапоги-чулки! О, какое было счастье иметь сапоги-чулки... Впрочем, сегодняшним модницам этого не понять, ведь они вряд ли знают чувство, когда кожа чулком облегает ногу и сверкает на солнце черным лаком на зависть встречным модницам.
Похожие новости
Популярное
