Любовь на фоне войны

Находясь на фронте, командир взвода Илья Бойко со своими красноармейцами восстанавливает железнодорожные пути — под бомбежками и обстрелами. А в короткие минуты отдыха пишет письма жене, исполненные любви и нежности, нумерует их и… не отправляет. Потому что не знает адреса. Он ищет свое «дорогое золотко», делает запросы в разные ведомства и умоляет жену: «Женичка, отзовись! Дай весточку. Жива ли?» А где-то далеко, передвигаясь с эвакогоспиталем от станции к станции, Женичка расспрашивает поступающих раненых о своем Илюше… Спустя десятилетия эту историю можно назвать романтической, но, конечно, таковой она не была. Страшная мука — ничего не знать о судьбе любимого человека, когда в стране и мире идет война.

Студент и библиотекарь. Евгения Онуфриевна и Илья Тихонович Бойко, прошедшие войну, поселились в нашем городе в 1952 году. Здесь выросли их дети: Алла, Лариса, Лилия и Владимир. Дочери, уже обзаведшиеся внуками, и сейчас живут в Череповце. Младшая дочь, Лилия Ильинична Петрова, познакомила нас с ценными семейными реликвиями — письмами, которые отец писал матери, будучи на фронте. Большинство из них были отправлены не сразу, потому что Илья Тихонович долгое время не знал, где находится жена.

— Наши родители безумно любили друг друга. Они поженились 5 декабря 1940 года. Первые два-три месяца провели вместе, потом папа (он был военнослужащим) отправился в командировку, а в июне 41-го их разлучила война. На целый год они потеряли друг друга из виду, — рассказывает Лилия Ильинична. — Их история о разлуке, поисках, переписке и первой встрече на фронте достойна экранизации.

…Илья и Евгения родились в 1916 году на Украине, в Полтавской области. Он — в Ново-Санжарском районе, она — в Кобелякском.

— Папа рос в большой семье, где было восемь детей. Самым тяжелым, по его воспоминаниям, был 1933 год. Тогда случился неурожай, и осенью в село пришли свои же, из района, устраивать «продразверстку», выгребли все продукты, которые смогли найти, а семена выкинули и растоптали, — говорит Лилия Ильинична. — Папина семья выжила только благодаря тому, что у них был смалец — вытопленное свиное сало. Они залили его в чугунки и, когда смалец застыл, поставили чугунки на чердак, перевернув кверху дном. «Гости» не догадались, что посуда не пустая.

В 1938 году Илья Бойко окончил Полтавский железнодорожный техникум, поступил в Ленинградское училище военных сообщений и в начале 1940-го, после досрочного выпуска лучших курсантов, принял участие в войне с финнами.

По семье Евгении 1933 год прошелся еще жестче: отец умер от голода. Успев окончить только 6 классов, Женя подалась на заработки — устроилась рабочей на строительстве санатория в соседнем селе, а в 1934-м завербовалась на железнодорожный транспорт в Полтаве. Сначала работала в передвижной библиотеке, затем — в узловой технической библиотеке при клубе Полтавского железнодорожного узла. Там, без отрыва от работы, она окончила 7-й класс. И там же состоялось их знакомство — библиотекаря Евгении и студента ж/д техникума Ильи.

65 «медовых» дней. В декабре 1940-го, вскоре после свадьбы, молодожены отбыли в Латвийскую СССР: 2-й отдельный путевой железнодорожный батальон 15-й железнодорожной бригады, в составе которого служил молодой офицер Бойко, был направлен на укрепление границы на западе страны и расквартировался в приграничном городе Вентспилс.

Их латвийский медовый месяц длился 65 дней, как упоминал в своих фронтовых письмах Илья Тихонович. С 1 марта он постоянно был в командировках: сначала в Литве, потом под Ригой, затем на Западной Украине — в городе Луцке. За 3,5 месяца, предшествовавших войне, они с женой виделись лишь четыре раза. Год спустя, сидя в землянке, Илья будет писать об этих встречах, мысленно разговаривая с супругой, которую тщетно разыскивал:

* «Женичка, моя любимая, завтра будет год, как я после командировки в Литву приехал всего на одни сутки к тебе в Вентспилс. Вспоминаю миг, когда встретил тебя. Ты еще спала, а проснулась тогда, когда я крепко поцеловал. Эти сутки для нас были единственные в жизни» (из письма от 5 апреля 1942 года);

* «Сегодня 1 мая, день теплый, солнечный, как в мае 1941 года, когда мы вдвоем, вместе проводили эти счастливые дни. Вспомни, Женичка, как ровно год назад я приехал из Риги к тебе. Какая была радость, когда увидел тебя, три дня с тобой провел, которые не забудутся никогда» (из письма от 1 мая 1942 года).

В эти довоенные месяцы они часто разговаривали по телефону, вели постоянную переписку, но все равно очень скучали. И Евгения уже собралась приехать к мужу в Луцк, просила его выслать пропуск через границу. Письмо с этой просьбой он получил 20 июня. Но не прошло и двух суток, как для Жени и Ильи наступил долгий период тишины — на фоне оглушительной канонады.

22 июня 1941 года. «В 3 часа 30 минут дневальный разбудил офицеров, спавших в командирской палатке, и доложил, что самолеты бомбят город, — вспоминал Илья Тихонович о первом дне войны (его рота находилась в лагере на окраине Луцка, строила железную дорогу от города до госграницы). — Командир роты связался с дежурным батальона по телефону и приказал больше не беспокоить нас. Однако минут через тридцать дневальный снова разбудил нас. Над лагерем летело 6 самолетов на высоте примерно 300 метров с ясно видимыми фашистскими знаками. Над городом самолеты начали сбрасывать бомбы, многоэтажные дома рушились и горели. Весь город был охвачен огнем. Мы поверили: война».

Евгения встретила войну в городе Вентспилс. «Накануне вечером мы с подругами ходили в кино, а с раннего утра — уже бомбежки», — рассказывала она позже своим дочерям. В тот же день Женя эвакуировалась, отправилась на Полтавщину, в родительский дом.

Украина вскоре была оккупирована фашистами, поэтому держать связь с родными Илья не мог, сам он в июле перешел в другую воинскую часть, места дислокации постоянно менялись. Результат — они с Евгенией потерялись.

«Мое коханье». Самые ранние из сохранившихся фронтовых писем Ильи, адресованных Евгении, датированы 8 и 10 декабря 1941 года. Он отправил их в Чкаловскую область, куда эвакуировалась жена его друга Георгия Дергачева, Валентина. Раздобыв ее адрес, Илья послал туда одно за другим несколько писем, думая, что и Женя там. «Здравствуй, любимая моя подруга Женичка! — пишет он (именно так, на новороссийский манер, обращается он к своей Женечке и подписывается часто так: „твой любий Илюша“, что значит „любимый, дорогой“). — Как тяжело не слышать от тебя весточки 6 месяцев. <…> Пиничка моя, ты пойми только, с каким энтузиазмом жду от тебя письма».

31 декабря пришел ответ от Валентины: она тоже ничего не знает о судьбе Жени. Глубоко разочарованный, 1 января 1942 года Илья пишет: «Любая Женичка! Весь день только и думал о тебе. Где ты? Мне хотелось бы знать, жива ты или нет. Я все время пишу и не знаю, придется ли когда-либо послать эти строки. <…> Женета, в ночь на Новый год во сне я видел тебя, но проснулся — тебя нет, как тяжело было переживать эту минуту. Мое коханье, мое ты счастье… Крепко прижимаю к груди и целую миллион раз. Илюша».

Под обстрелом. Душа «мужа Илюши» рвется от тоски и переживаний за любимую, а «командир Бойко» должен проявлять несокрушимую силу духа. И он с этой задачей отлично справляется. В эти холодные зимние дни на его участке фронта горячо. В своих воспоминаниях о войне Илья Тихонович рассказывает, что в декабре 41-го — январе 42-го он руководил восстановлением железнодорожного пути в районе станций Лычково и Муры. Работы шли под усиленным обстрелом (в один из дней было выпущено более 50 снарядов и мин): фашисты держали оборону по насыпи железной дороги, а затем оборона пошла вдоль опушки леса на возвышенности. Местность вокруг была открытая, поэтому насыпь со стороны противника хорошо просматривалась.

«До линии обороны фашистов оставалось около 600 м. Снаряды противника уже не давали возможность работать, и один снаряд взорвался на оси пути в 5 метрах от меня. Когда пришел в себя после контузии, то увидел, что 4 солдата были убиты. <…> Работать приходилось только ночью, соблюдая меры маскировки и осторожности. Фашисты, беспрерывно освещая ракетами место работы, пытались помешать нам, но мы умело и вовремя ложились, не выдавая себя. По мере продвижения к передовой линии фронта мы все чаще подвергались минометному и пулеметному обстрелам. И, наконец, последние 200 м пути пришлось зашивать лежа, обычными костыльными молотками с короткими ручками, в период, когда происходила перестрелка, чтоб не выдать себя, так как удары о рельс вызывали бешенство у фашистов…»

Илья Тихонович оставил подробные воспоминания о ряде эпизодов военных действий. Сопоставляя их датировку с датами писем и находя совпадения, всякий раз удивляешься: степень физической и моральной усталости в таких условиях — запредельная и, казалось бы, совсем не до любви. Но, видимо, именно ее великая целебная сила помогала «ночь простоять да день продержаться».

В эвакогоспитале. Где же в это время была Евгения? Она не осталась в родительском доме. Когда над Полтавщиной закружили фашистские самолеты и нависла угроза оккупации, Жене настоятельно советовали бежать: как члена компартии ее непременно замучают или убьют. Не один месяц она добиралась до Поволжья.

«Саратовский эвакопункт дал направление в Джамбульскую область, на станцию Чу. Это был ноябрь 1941 года. На станции находился эвакогоспиталь № 1347, куда я сразу пошла работать санитаркой. Работала и сестрой-хозяйкой, и на складе, и в библиотеке госпиталя, — рассказывает Евгения Онуфриевна в небольшой автобиографии, написанной когда-то от руки по просьбе детей. — Много видела страданий раненых бойцов и командиров, и все сотрудники госпиталя старались как могли их облегчить».

Когда Красная армия начала теснить врага, то и эвакогоспиталь стал продвигаться с востока на запад, поближе к фронту. «Я не помню всех остановок госпиталя, а вот две запомнила. Первая — это станция Богоявленск Тамбовской области, где фашисты разбомбили санитарный поезд. Раненых там уже не было, а пострадал обслуживающий персонал поезда. Вторая запомнившаяся остановка — город Орел. Сразу после его освобождения наш госпиталь прибыл сюда. Требовалось за сутки из немецких конюшен сделать госпиталь, так как город был разрушен. Самоотверженно работал весь коллектив госпиталя, и уже на вторые сутки приняли раненых».

Но, возможно, она запомнила именно эти остановки потому, что там, в Богоявленске и Орле, получила самые радостные вести с начала войны?

Чу — Богоявленск. Из сохранившихся писем, в которых муж «докладывал обстановку» потерянной жене, мы знаем, как настойчиво он ее искал.

* Трижды писал во Всесоюзный радиокомитет, сообщал свой адрес.

* Неоднократно обращался в Переселенческое управление при СНК СССР, а когда оно было эвакуировано в город Бугуруслан и реорганизовано в Центральное справочное бюро на эвакуированных при НКВД СССР — слал запросы туда. Ему приходили ответные извещения, что Е. О. Бойко проживает в Арзамасе Горьковской области, точный адрес устанавливается. 21 марта 1942 года, после одного из таких извещений, обнадеженный Илья радовался: «Какое счастье, ведь я знаю, что ты жива, здорова. Милая деточка, при получении первого письма ты получишь от меня целую пачку писем. Я их начал писать с сентября и постараюсь отослать в один день».

* Пытаясь установить точный адрес, строчил запросы в Арзамас — в горсовет, военкомат и горком партии. В ответ приходило: таковая в списках не числится.

Из письма от 23 апреля 1943 года: «Женичка, любимая, терпенью пришел конец, я взял карту, списал все города Горьковской области (18 штук) и сейчас пишу в горсоветы: возможно, ты проживаешь в другом городе Горьковской области».

* Обратился в облсовет и облвоенкомат г. Горького. Получил сообщение: Евгении Бойко в Горьковской области нет.

«Тебя мне не разыскать до конца войны», — пишет он горькие строки днем 10 мая 1942-го. А спустя несколько часов, поздним вечером, наконец получает письмо, написанное рукой жены! Но адресованное не ему, а некоему Котлярову, от которого Женя надеется узнать что-то о муже и дает свой адрес: Казахская ССР, станция Чу, дом 40, кв. 2. От Котлярова это письмо каким-то образом попадает к Дергачеву, о котором мы уже упоминали, и тот пересылает его Илье.

«Я когда посмотрел на почерк, сразу узнал, что это пишет моя горячо любимая девочка, дорогое золотко, моя красавица, моя пиничка. <…> Женичка моя, красавица, напиши подробно о своей жизни с начала войны до сегодняшнего дня. В одном письме ты не опишешь, пиши в нескольких; письма пиши каждый день, чтоб я каждый день их получал, я буду писать тоже каждый день…» — Илья дает на станцию Чу телеграмму, шлет сразу пачку писем и ждет. Ждет долгие 30 дней.

10 июня наконец приходит ответ. Пишет девушка Галя, с которой Евгения жила в одной квартире: Женя с эвакогоспиталем двинулись ближе к линии фронта, сейчас она в Тамбовской области, на станции Богоявленск. Отчаянно надеясь не опоздать, Илья срочно шлет телеграмму и письма в Богоявленск. Снова ждет. Из письма от 16 июня: «Женичка, если твой госпиталь уедет на фронт, то <…> мои письма и телеграммы тебя до конца войны не догонят».

Догнали! 25 июня он уже благодарит жену за третье письмо. И строит планы: «Теперь с нетерпеньем ожидаем открытия второго фронта, все же в этом году конец войны должен быть, останусь жив, то через год, два встретимся и заживем новой спокойной и радостной жизнью».

Встретились они почти через полтора года.

Орел — Парфино. Осень 1943-го. Эвакогоспиталь Евгении находится в Орле. На всю страну звучит радостная новость: Украина освобождена. Из автобиографии Евгении Онуфриевны: «После освобождения Полтавщины я отправилась на родину, к маме. Но прежде заехала к мужу на фронт, где еще побывала под бомбежками и в солдатских землянках».

Илья Тихонович, уже командир роты, несет службу в Новгородской области, в знаменитых парфинских лесах, где велись ожесточенные бои. Их свидание произошло накануне 1944 года.

— Папа вспоминал: «Выхожу из блиндажа, смотрю — бежит она ко мне по полю, а там бомбы падают». Из этого блиндажа мама и привезла мою старшую сестру Аллу, — рассказывает, смеясь, Лилия Ильинична.

Алла родилась в сентябре 1944-го. «Фронтовое дитя», свою профессиональную жизнь она связала с военным делом — преподавала основной предмет в Череповецком высшем военном инженерном училище радиоэлектроники.

Добравшись до отчего дома, в марте 44-го Евгения устроилась в эвакогоспиталь № 6063, который находился в соседнем селе, в качестве заведующей медканцелярией, была секретарем партгруппы, вела общественную работу. Работала там до 5 февраля 45-го.

«С февраля мы с мужем уже были вместе, так как его часть переехала в город Крюков Полтавской области. Победа 9 мая 1945 года нас застала в эшелоне, часть ехала на восстановление народного хозяйства страны, разрушенного войной».

о детстве

Хлебнул трудностей

«Папа всегда нам говорил: „Учитесь!“ Сам он любил учиться, в школу босиком бегал, пока погода позволяла, — рассказывает Лариса Ильинична Кобенко, вторая дочь супругов Бойко. — Детство у него было не очень-то легкое. После окончания трех классов пришлось пойти внаймы в зажиточную семью. Спал на глиняном полу, под столом, едва прикрытый какой-то рогожкой. Его так и звали: „Эй, наймец, вставай!“ Убежал он как-то от хозяев домой, к матери. Но та — что делать? — уговорила и опять отвела сына к хозяину. За три летних месяца батраченья он заработал себе на ситцевую рубашку. Зимой снова пошел в школу, в четвертый класс, только ходить удавалось не каждый день: единственные валенки братья носили по очереди».

в продолжение темы

Жизнь после войны

В декабре 1949 года Илья Тихонович Бойко был назначен начальником штаба 114-го отдельного путевого батальона. В мае 1952 года прибыл с батальоном в Череповец — строить железную дорогу на заводе. В 1961-м демобилизовался и поступил на работу в управление ж/д транспорта ЧМЗ, в производственный отдел. Работал до 70 лет.

Евгения Онуфриевна с 1961 года работала в строительной организации «Севзапстальконструкция» кладовщиком участка, с 1967 года — кастеляншей в детском саду № 90 ЧМЗ. В 1973-м вышла на пенсию.

Татьяна Тихонова,

golos@35media.ru