«Здесь мы научились спать на ходу...»

В руки корреспондента «Голоса…» попали воспоминания череповчанина Виктора Голубева, ветерана Великой Отечественной войны. Виктор Васильевич подробно описывает свой боевой путь — от потери чемодана на вологодском вокзале молодым необстрелянным солдатом до «подарка» на день рождения в 1945 году в виде взятия Красной армией Берлина. Уникальной хроникой из семейного архива с нами поделилась вдова ветерана, Тамара Михайловна. Мы приводим записи в сокращении.

Учеба

«О начале войны я узнал 22 июня 1941 года, когда работал учителем начальных классов в начальной школе в д. Потеряево Вологодской области. В конце июня меня вызвали в Пришекснинский райвоенкомат, в с. Никольское, военком майор Костин предложил мне поехать в Череповец и поступить добровольцем в пехотное училище. Он говорил, что пока буду учиться — 2 или 3 года, — война закончится.

3 июля я прошел медицинскую и мандатную комиссии, вступительные экзамены и был зачислен курсантом училища. Нас учили тому, что нужно на фронте, рассказывали, как ведет себя немец, обучали современному бою. Никакого снисхождения не было — в любую погоду, в любое время суток нас поднимали по тревоге и вели занятия приближенно к боевой обстановке. На выходные нас отпускали в город, а иногда мы сами уходили в самоволку.

Один раз меня поймали, отвели на гарнизонную гауптвахту. Отделался я тогда легким испугом.

В начале ноября 1941-го все курсанты и командиры училища были подняты по тревоге, погружены в вагоны и отправлены под г. Тихвин на Северо-западный фронт для оказания помощи. Я в это время находился в гарнизонном наряде, по его окончании мы пришли в казарму и увидели полнейший хаос — все разбросано, перевернуто. Еле-еле отыскал свои вещи: мыло, зубную щетку, полотенце, матрац, подушку, одеяло и прочее. Весь гарнизонный наряд свели в одну роту и продолжали с нами занятия вплоть до окончания учебы, 15 декабря 1941 года, обучали нас минометному делу и стрельбе из противотанковых ружей.

После окончания обучения мне присвоили звание лейтенанта с назначением на должность заместителя командира стрелковой роты по строевой части, командира минометного взвода. Я получил назначение в штаб Архангельского военного округа.

20 декабря 1941-го, в день отъезда, со мной хотела ехать моя мать до станции Шексна, но прямо перед посадкой в вагоны фашистский самолет бомбил вокзал и прилегающие пути. Во время разрывов авиабомб мама упала на землю и лежала, пока я ее не поднял. Вот так и в тылу моя мать насмотрелась страхов. А мы с таким страхом впятером направились в Архангельск. Все пошло с причудами — в Вологде у меня украли чемодан со всеми моими пожитками и пирогами, которые мне в дорогу послала мать. Это случилось из-за ротозейства товарища, которому я поручил присмотреть за вещами.

В Архангельске я получил назначение в г. Молотовск (ныне Северодвинск) в 202-й отдельный лыжный батальон 296-го запасного армейского полка. Часть была сформирована из бывших лыжников на гражданке. Подготовка личного состава проходила в очень тяжелых условиях: питания было недостаточно, солдаты были истощены до того, что даже дрались в столовой из-за недостатка пищи. Бывало, на занятиях и дальних переходах на лыжах солдаты умирали от голода и холода. Случалось, если не было сильного замыкающего, слабый садился на снег, засыпал и замерзал. Здесь мы научились спать на ходу. Зима 1941 — 1942 гг. была очень холодная. Поэтому счету не было обмороженным.

Карельский фронт

В начале февраля 1942 года наш батальон был направлен на Карельский фронт. Высадились на станции в Кандалакше, двинулись пешком на передовые позиции в сторону горы Алакуртти. Наш отдельный батальон влился в 4-ю отдельную лыжную бригаду 19-й армии. С февраля по май 1942-го мы вели оборону на переднем крае. Активных боевых действий не было. Насмотрелся, как отдельные солдаты по трусости делали себе самострелы из винтовок, их после этого судили и расстреливали. Жили мы в землянках, офицеры вместе с солдатами, питались в батальонной кухне. Еда стала лучше и калорийней, солдаты сразу окрепли и воспрянули духом.

В мае 42-го нас передислоцировали в с. Лехта. Мы стали ходить в тыл к финнам. Я участвовал в 10 таких походах. В одном из них глубокой осенью я обморозил ноги. Пошли за языком, прошли несколько дней пешком. День шли по болотам, на ночь ложились спать без костров, мокрые портянки меняли на сухие. Мокрые выжимали и повязывали на свое голое тело, на живот, для просушки. Я почему-то пошел в этот раз в хромовых сапогах.

На ночь наломали еловых веток, поверх постелили плащ-накидку, а вторым укрывались. Ночью выпал снег и ударил крепкий мороз, а ноги, видимо, раскрылись и всю ночь мерзли. Ранним утром я встал и тут же упал. Пригласили военфельдшера, он распорол сапоги и растер спиртом обе ступни. Дальше я идти не мог, и два солдата поволокли меня в часть на волокушах. Если в молодости я ничего не чувствовал, то в пожилом возрасте при малейшем понижении температуры у меня мерзнут ноги.

Походы к финнам в тыл требовали от наших солдат большой выносливости. Наши воины были в основном молодые, сибиряки и хорошие лыжники. Однако поначалу мы отставали от финских солдат в скорости хода и выносливости. Но надо заметить, что у них и экипировка была легче и лыжи лучше. Летом 42-го полковник Мельников начал усиленно тренировать командный состав, а те потом — солдат и сержантов. Бегали на лыжах на скорость по 200-метровой полосе из хвои. Надо сказать, что полковник добился хороших результатов: мы стали ходить на лыжах лучше. Теперь финны не могли уйти от нас, мы их настигали и уничтожали свободно.

В сентябре 42-го мне было присвоено звание старшего лейтенанта.Хочется рассказать об одном из летних походов 1943 года в тыл к финнам. Я получил задание с 14 солдатами и сержантами сопроводить 4 финнов-разведчиков в тыл к противнику и вернуться. У этих финнов было свое задание, о котором нам не рассказывали, а мы и не спрашивали — знали, что секрет. Поход оказался трудным. Каждый из нас кроме полной боевой выкладки в 32 кг нес 10-суточный запас продуктов на 300 км туда и обратно. Прибавьте к этому тяжеловесную рацию и продукты для разведчиков на месяц. «Ишаки, да и только», — пошутил кто-то из ребят.

Нас ждали звериные тропы — шли там, где и олень не пройдет. На пути встретилась водная преграда — река Кемь, очень быстротечная и глубокая. Форсировали мы ее перед рассветом под прикрытием тумана на бревнах. Очутились на вражеском берегу. Предстояло пройти по тылам под носом противника больше 20 км. Двигались по азимуту и карте с впереди идущим разведдозором.

Проходили мимо финского дзота ползком, когда малейшая неосторожность могла провалить всю операцию, а умирать никому не хотелось. Когда мы благополучно добрались до заданного места, тепло попрощались с финнами-разведчиками, с которыми уже успели подружиться. Обратный маршрут был изменен, чтобы враг не мог нас выследить, устроить засаду и расстрелять в упор. Места патрулирования вражеских солдат приходилось проходить особо осторожно, чтобы не оставить никаких следов. И вот, оставалось пройти совсем немного. Устроили привал на лесном островке среди болота — кто курил, кто перекусывал.

Вдруг со стороны расположения нашего батальона начали раздаваться частые выстрелы. Я скомандовал «К бою!», броском вывел группу на край лесной опушки, откуда были слышны выстрелы. Оказалось, основная батальонная группа преследовала отступавших в нашу сторону финнов. Мои солдаты и сержанты начали вести прицельный огонь. А финны поначалу ободрились, подумав, что им идут на помощь. В полуторачасовой схватке не ушел ни один вражеский солдат, а одного мне с помощью солдата Карасева удалось взять в плен.

Таким образом, мы не просто успешно выполнили, а перевыполнили боевую задачу. Правда, наша победа была омрачена мародерством командования батальона: командир и начальник штаба забрали у пленного финна сапоги и карманные часы. За выполнение ответственного задания по сопровождению советских разведчиков в тыл врага и захват языка в бою наша группа была награждена орденами и медалями. Мне вручили «За боевые заслуги», солдату Карасеву — орден Красной Звезды.

В марте 44-го, когда я стал командиром минометной роты, наша отдельная лыжная бригада влилась в 37-й гвардейский стрелковый корпус 7-й отдельной армии, расположенной на реке Свирь в г. Лодейное Поле. Это была подготовка к наступлению на всем Карельском фронте.

25 июня 44-го мы форсировали Свирь на участке шириной 400 м и глубиной 4 — 7 м неподалеку от Свирской ГЭС, проходили иногда по 100 км в сутки, занимали города Олонец, Питкяранта, Сортавала. Остановились в п. Вяртсиля 10 августа 44-го, где оставались до заключения соглашения о перемирии и выходе Финляндии из войны. Во время этого наступления я здорово простыл и попал в санроту, затем с сентября 44-го по март 45-го находился в 16-м отдельном батальоне резерва офицерского состава.

Окончание войны

В марте 1945 года я был направлен на 3-й Украинский фронт командиром минометной роты в 356-й гвардейский стрелковый полк. Принял роту в г. Хатван (Венгрия), с боями мы прошли от озера Балатон по венгерской земле, занимая города Папа, Шарвар, Девечер, и вышли на границу с Австрией, к городу Кесег. Затем мы резко повернули на 90 градусов на север и пошли на Вену. За взятие города Винер-Нойштадт я был награжден орденом Красной Звезды.

В столицу Австрии мы вошли без единого выстрела, ночью. Интересна была встреча с 15-летним солдатом гитлерюгенда: он сдался без боя в плен и просил не убивать его, а отпустить на родину. После краткой беседы мы отпустили его с напутственными словами: «Передай своим сверстникам-немцам, что мы не хотели с вами воевать, а войну начал Гитлер». Убегая от нас, он постоянно оглядывался, не стреляем ли мы в него.

Рота под покровом ночи перешла по мосту через канал Малый Дунай и заняла оборону, не устанавливая в боевую готовность минометы. А утром мы оказались под носом у немцев. Конечно, обстановки мы не знали, и никто нас не информировал. Я получил приказ вернуться назад и затем занять позиции в самом городе. Короткими перебежками переходя мост через канал, я потерял много солдат. 12 апреля я был контужен в голову кумулятивным снарядом из танка — ударной волной от разрыва боеприпаса меня и командира 1-го взвода выбросило через дверь в другую комнату.

Одному богу известно, сколько мы пролежали. Мне предложили лечь в медсанбат, но я отказался и продолжил командовать ротой. 13 апреля Вена была взята войсками Красной армии. За эту операцию я был награжден орденом Отечественной войны I степени. Кстати, в этом городе я приобрел прекрасный аккордеон «Хонер-танго V» (Hohner Tango V).

После взятия Вены мы не стали форсировать Дунай, а были направлены на запад — в Мюнхен. Мы очутились в Австрийских Альпах, где пришлось воевать с власовцами и отборными немецкими частями, которые дрались до конца и в плен не сдавались: видимо, их настращали, что они в советском плену будут обязательно расстреляны. Но и мы пленных тоже не брали. Ох и трудно пришлось нам в Альпах! Мы встречали множество «кукушек», то есть солдат с оптическими винтовками и разрывными пулями. Выстрел слышится в одном месте и направлении, а разрыв пули в другом. Человек теряется, не понимая, откуда стреляют, а в это время производится прицельный выстрел — и солдата нет в живых. Кроме того, нас били «фаустники» — солдаты, которые стреляли фаустпатронами по нашим танкам, при попадании они загорались, как факелы.

Вскоре нас на передовой сменил другой полк, а мы были срочно отправлены на танках для оказания помощи восставшим чехословакам в Праге. Мы форсировали Дунай по понтонному мосту, дошли до Братиславы. А 2 мая 1945-го, в свой день рождения, я узнал, что взят Берлин. Обстановка в Праге изменилась в лучшую для нас сторону, и наша помощь была уже не нужна. Практически война была окончена, и мы были остановлены неподалеку от Братиславы, где принимали репатриированных пленных власовцев и немцев и технику из американской зоны. Здесь мне пришлось научиться водить автомашины и тракторы различных марок, потому что некому было перегонять их.

Мы свободно общались с американскими солдатами и офицерами. Угощали их нашим спиртом, но они отказывались, заявляя, что не пьют бензин и керосин. Вместе ходили в народные дома на танцы, когда не могли поделить девушек — даже дрались с ними.

Здесь же приключился неприятный случай с ездовым солдатом Васильевым. По прибытии очередной партии репатриированных немцев в кузове автомашины он отбирал у них часы и золотые украшения. Этот случай мародерства был зафиксирован фотоаппаратом американского репортера и был предан большой огласке. В то время был строгий приказ Верховного главнокомандующего по борьбе с мародерством, и Васильев был расстрелян.

После окончания приема репатриированных наша рота в составе полка пешком направилась к границе СССР. Ночью шли, днем спали. В штабе полка мне предложили служить в одном из Суворовских училищ, которых было 10. Сбор кандидатов состоялся в Рязани. Экзамены по русскому языку и математике я сдал на «удовлетворительно», и мне предложили одно из лучших училищ — Ставропольское суворовское военное училище. Однако, учитывая возраст моих родителей и их желание, чтоб я был ближе к ним, я попросил комиссию направить меня в Горьковское. Моя просьба была удовлетворена, о чем я позже сожалел…»

После окончания войны Виктор Васильевич трудился на Череповецком металлургическом заводе, активно занимался общественной работой. На пенсию вышел в 1984 году. 22 апреля 1999-го, не дожив год до 55-летия Победы, он умер. У него остались жена Тамара Михайловна, двое детей, внук, две внучки, правнук и две правнучки.

Трофейный аккордеонВиктор Голубев, как он пишет в своих воспоминаниях, любил играть на гармони. Научился в детстве, когда брат бабушки, Иван Иванович Колесов, гармонный мастер, сделал и подарил ему маленькую гармошку. Поэтому вполне понятно, почему в качестве трофея он привез из Вены не что-то иное, а именно аккордеон, да какой — Hohner Tango V. Hohner — это немецкая компания по выпуску музыкальных инструментов, основанная в 1857 году. Наиболее известна как производитель губных и ручных гармоник. Она и по сию пору является одним из самых известных брендов в мире музыки.

Александр Паутов, газета «Голос Череповца»