Георгий Ковтун: «Не может быть демократии в искусстве»

Прославленный хореограф ставит в Череповце два спектакля на музыку Валерия Гаврилина — «Дом у дороги» и «Скоморохи». Эксклюзивное интервью для сайта 35media.ru Георгий Ковтун дал в перерыве между репетициями. Получился интересный разговор о вечном и современном искусстве, конфликте власти и общества и даже фигурном катании...

Георгий Анатольевич, у Вас потрясающая биография. Особенно впечатляет география театров, где Вы ставили и ставите спектакли. Как Вам удаётся быть понятным для людей разных языков и культур?

Дело в том, что танец родился ещё в первобытном обществе. Как животные общаются между собой? С помощью языка жестов — все в движении. И у людей это безусловно осталось. Приезжая за границу и не зная языка, мы все же можем объясниться с любым человеком. Скажем, попросить какие-то элементные вещи. Из этого языка жестов и рождались в свое время какие-то обрядовые истории, а затем танец. Не случайно, что у всех народов существуют свои танцы, и даже есть движения, которые мы можем увидеть везде и всюду. Язык тела универсален, а балетмейстер говорит именно на этом языке.

Вам знакомо понятие «муки творчества»?

Ничего такого. Для меня важна идея. Я должен придумать идею, а все остальное уже прилагается. Я в этот момент уже не думаю. Просто знаю, кто и куда должен двигать по сцене, вижу готовую картинку.

Вы диктатор?

Да. Не может быть демократии в искусстве. Я, конечно, могу к каким-то вещам прислушаться, могу увидеть индивидуальность в артисте, но если это моему замыслу не противоречит. Иногда приходится идти на компромисс по техническим причинам, но опыт показывает, что все преодолимо. Вот, например, я ставил оперу «Кармен». Мне представилось, что она должна свою знаменитую арию петь, буквально идя по мужчинам. Сначала мне говорили, что это невозможно, что певица должна опираться на твердую поверхности и держать диафрагму. А потом ничего, привыкла. Сейчас поет, идет по рукам партнёров и поет.

Вы себе оценки ставите после постановки? Удалось или не удалось, успех или провал? Как относитесь к мнению критиков?

Очень сложный вопрос. Спектакли, как дети — каждый талантлив по своему. Но у одних судьба почему-то складывается — они успешны и популярны, а другие сходят со сцены. Может, просто ещё не пришло их время. А что до сравнения... Вот я поставил балет «Спартак» в Михайловском театре Санкт-Петербурга. И тут же пригласили на «Спартака» в Казани. Я, естественно, не имел права переносить постановку. И получился совсем другой спектакль: другое либретто, другие костюмы, другие декорации и совершено другая подача. И сказать, какой «Спартак» лучше, я не могу.

В широком смысле Вы за просвещение зрителя или за его развлечение?

В целом я за просвещение. Но я не могу навязывать что-то публике, я пытаюсь нести со сцены что-то хорошее. Стараюсь, чтобы люди после спектакля стали чуть лучше или взглянули на некоторую проблему другими глазами. С другой стороны, конечно, есть самовыражение художника. Я — хореограф, я рисую картину живыми красками, а будет потом она жить или нет — другое дело. Но мне важно этот мир донести, как я его вижу, чтобы создать некоторое произведение.

Вы довольны живыми красками «Русского Севера»?

Да, я доволен. Конечно, сейчас они ещё сырые. Но со временем все крепчает. До создания готового произведения ещё далеко, но на сегодняшний день я очень доволен. Я знаю, что мои спектакли сложные, они насыщенные. Артистам нужно быстро соображать и перестраиваться.

В своих спектаклях Вы не почти не делаете различий в работе для артистов балета и хора...

Это моя принципиальная позиция, даже когда я ставлю оперы и балеты в классических больших театрах, где по 100 человек может одновременно находится на сцене. Сейчас мир другой, никому не интересна опера, где человек стоит на сцене, смотрит на дирижёра и поет. Мне нужен настоящий театр, мне нужно действо. Интернет и телевизор приучают зрителя к более быстрой смене картинки, люди намного быстрее все воспринимают. Сейчас уже не может быть этих знаменитых чеховских пауз, когда пять минут актер о чем -то думал, а зал благоговейно ждал. Какой бы ни был гениальный актер, но самосознание нового поколения оно немножко другое. Можно на это сетовать, а можно находить что-то свое. В каждой эпохе должны быть люди, которые сохраняют культурное наследие, но нужно выходить и на новый уровень. Яркий пример — спектакль «Скоморохи». Мы безусловно сохраняем традиции, но при этом подаем спектакль очень динамично. Музыка Валерия Гаврилина вся пропитана русскими мелодиями, но они оркестрованы и аранжированы, в итоге — очень современное звучание.

Вам не кажется, что Валерий Гаврилин незаслуженно непопулярен? Широкая публика знает лишь пару мелодий из балета «Анюта»?

Я бы не сказал, в Питере он очень популярен. Все оркестры исполняют Гаврилина. Может он пока не получил такого размаха, как Шостокович или Прокофьев. Но думаю, что время ещё есть. Я считаю, что он гениальный композитор. Просто не каждый художник воспринимается миром в данный период. Может пройти сто лет, прежде чем наступит понимание. Уверен, что у Гаврилина ещё вся музыкальная жизнь впереди.

Хочется побольше узнать о спектаклях, который Вы ставите в Череповце с государственным ансамблем «Русский Север». Судя по репетициям, «Скоморохи» обещают стать настоящим событием, причем не только музыкальным. Явно прослеживается вечный конфликт власти и общества...

Это видение Гаврилина, и мое режиссерское тоже. Я бы хотел, чтобы люди, сидящие в зале, находили какие-то аллюзии с сегодняшним днём. Тут можно узнать и Сталина, и Брежнева, и любого другого верховного правителя.Начало спектакля — это рождение некого голого и слабого человечка. Окружающие люди его одевают, балуют, нянчатся, а он растёт, наглеет и превращается в тирана. Он будет менять маски, но суть одна. А скоморохи — это люди, которые находят в себе силы понять и заявить, что «король голый». И во все времена они дорого платили за свою правду. Скоморохи — это глас народы, который все равно нельзя убить. Мы помним поколение шестидесятников, которые распространяли самиздат, сейчас через Интернет люди пытаются докричаться до общества. Меняются формы — суть остаётся.

Вечный вопрос: взаимоотношения художника и власти. Как Вы его для себя решили?

Я не люблю политиков, стараюсь не вмешиваться ни во что. Хотя бываю ситуации, когда просто невозможно остаться в стороне. Скажем, меня взбесила ситуация, которая сейчас происходит с Вагановским училищем в Питере. На сегодняшний день я вижу уничтожение русского балета. Россия годами сохраняла классическое искусство, а теперь мы рискуем все это потерять. Это жесткая школа — 10 лет детям выламывают руки-ноги, добиваясь высочайшего уровня владения телом. Получаются не просто танцоры — это идеальный материал для любого балетмейстера — приходи и твори, этим артистам всё подвластно. Мы сначала обрадовались падению «железного занавеса», мы открыли для себя иностранных хореографов, восхитились. Но сейчас иностранцы приносят на нашу сцену спектакли, которым 20-30 лет, а подают это как новинку. При этом своим талантливым хореографам работы нет. Какое-то странное поклонение перед Западом. Мы теряем слишком много.Вот тут, я уверен, должна быть именно государственная политика для сохранения лучшей в мире балетной школы.

Вы широко известны как балетмейстер, но есть и ещё одна — спортивная — грань Вашего таланта. Вы много лет работаете с проставленным тренером по фигурному катанию Алексеем Мишиным...

Да. Правда, сейчас я взял небольшой отпуск у Мишина. Этот год у меня очень насыщенный в плане театральных постановок. Но общаемся мы постоянно, он ждёт, когда я вернусь. И я вернусь.

Сложно работать с фигуристами?

Мне не сложно, на сцене бывает сложнее, чем на льду. У фигуристов есть специфические вещи, которые обкрадывают режиссерский замысел . Например, они работают в одну сторону. Кроме того, к каждому прыжку спортсмен должен готовиться секунд 10. Фактически целая минута в произвольной программе в хореографическом смысле потеряна — фигурист ничего не делает — он готовится . Конечно, я пытаюсь как-то накручивать элементы на эти паузы, борюсь с ними...

Кстати, о конфликте красоты и техники в фигурном катании. Много говорилось и том, что век «советского драматургического катания» прошёл. Новые правила сводят все к чистенькому исполнению набора технических элементов.

Не думаю. Плющенко же остался. У него новая программа с такой драматургией, что злопыхателям и не снилось. Женя — это фантастика, я его знаю с 13 лет. Это уникальный спортсмен. Все при нём — красота, техника, музыкальность. Равных ему не вижу до сих пор в мире.

Краткая биография:

Георгий Анатольевич Ковтун

Заслуженный деятель искусств РФ, Народный артист Республики Татарстан. Лауреат многочисленных конкурсов.

Родился 19 февраля 1950 года в Одессе.С 7 лет работал работал в труппе цирка «Плечевые акробаты» и занимался в различных танцевальных коллективах.Учился в Одесской хореографической школе, работал артистом балета Одесского музыкального театра. Затем окончил Воронежское хореографическое училище и работал артистом балета и хореографом в различных коллективов СССР.В 1985 году окончил СПб Консерваторию им.Н.А.Римского-Корсакова как хореограф-постановщик.С 1981 года — художественный руководитель и главный балетмейстер Чукотско-Эскимосского ансамбля «Эргырон».С 1986 — главный режиссер Московского еврейского театра.С 1987 по 1994 — главный балетмейстер Киевского театра оперы и балета для детей и юношества (поставил более 30 балетов).С 1990 по 1992 — главный режиссер драматического театра Георгия Ковтуна.С 1994 года — балетмейстер СПб театра оперы и балета им.М.П.Мусоргского (Михайловский).С 1996 по 1998 — главный балетмейстер Омского музыкального театра.С 2000 года преподает в Санкт-Петербургской Консерватории «Искусство хореографа».

В настоящее время Георгий Ковтун — балетмейстер, которому подвластны практически все жанры: цирк, кино, балет на льду, драма, мюзикл, телевидение, опера и т.д.Постановщик хореографических номеров для артистов балета Мариинского, Михайловского театров, для студентов Академии Русского балета им.А.Я.Вагановой, для артистов балета на льду, театра Эстрады и многих др.